Книга, искусство книги

— вид изобразительного искусства. Книга — это синтез художественного слова и изобразительного искусства, осуществленный средствами полиграфии. Причем этот синтез возникает между такими различными категориями, как литература — искусство «временное» и книжная графика — искусство «пространственное». Книжная графика не просто часть издательского дела или средство для передачи знаний, она является частью культуры. Книга — памятник культуры определенного времени, как и любое произведение искусства.

История книги начинается с папирусных свитков Древнего Египта в 3-м тысячелетии до н. э., позже в античном мире появляются пергаментные и бумажные кодексы, украшенные рисунками, миниатюрами. До нас дошли богато иллюстрированные миниатюрами рукописные книги Древней Руси XI в, которые выполнялись только в одном экземпляре. Появление в конце XIV — начале XV вв. печатной книги создало классический тип книги с органическим сочетанием шрифта и гравюр. Вначале иллюстрации резались на одной доске с текстом, они были лаконичными и печатались черной краской. В последующие века способы печати совершенствовались, появились гравюры на дереве (торцовая и ксилография), резцовая гравюра на металле, офорт, литография. Каждая из этих графических техник по-своему передавала художественный строй произведения и была наиболее характерна для определенного времени.

Исполнение иллюстраций в резцовой гравюре на меди или офорте дало художникам возможность лучше передавать глубину пространства, эффекты светотени, фактуру. Такие иллюстрации печатались на отдельном листе и вклеивались в книгу. Эмоциональные, психологические нюансы полнее можно было передать в литографии. Характерной особенностью литографической манеры является зернистая фактура рисунка, мягкость и плавность линий, возможность передавать полутона, эффекты освещения.

Возросли художественные возможности книги с изобретением в XIX в. фотомеханического способа печати. Художники получили возможность использовать и комбинировать самые разнообразные материалы, любую графическую или живописную технику.

В настоящее время все активнее осуществляется обновление, совершенствование издательской техники, внедряются новые технологические процессы. Это значительно обогащает художественно-выразительные возможности книги. Выбор художественного материала, изобразительного языка, принципы построения книги во многом зависят от характера и стиля литературного произведения. Современные художники книги ищут новые выразительные возможности в комбинировании уже известных материалов и техник, широко привлекают новые средства.

Например, они используют нетканые материалы, прозрачные пленки, гравюру на фольге, лазерную графику, создают стереоиллюстрации с объемным изображением с помощью специальных очков, объединяют изображение, звук и элементы движения в детской книге и др. Существуют книги в виде микрофильмов или на дискетах компьютера.

Благодаря труду и таланту многих поколений замечательных художников появилось искусство книги. Все элементы книжного оформления, расположенные внутри книги и внешние, создают целостное произведение искусства. В XX в. возникает такое понятие, как «дизайн книги» или «художественное конструирование книги». Если до этого иллюстрации соединялись с книжным блоком, который имел традиционную форму кодекса и мыслился неизменным, то дизайнер может предложить новую конструкцию книжного блока, экспериментировать с техникой набора, печати, брошюровки. Готовые типографские знаки и шрифты он использует как средства художественной выразительности. При этом бывают книги, в которых художник от руки не провел ни одной линии, но занимался всеми остальными вопросами ее оформления. Он определял размеры (формат) книги, особенности шрифта, размещение набора (текста), фотографий и другого иллюстративного материала (карт, планов, схем и т. п.).

Но особенно велика роль творчества художника, когда он выполняет внешние элементы оформления книги (суперобложку, переплет или обложку), форзац и различные элементы оформления внутри книги (авантитул, титульный лист, шмуцтитулы, иллюстрации).

---

мое творчество

---

сказка

Сказка про живых и мертвых

Среди множества дурацкий историй, для которых я - единственный шанс быть рассказанными, особое место занимает история ничем не примечательного человека, который живет себе на белом свете, в любом большом городе, или даже во всех больших городах сразу - это как раз совершенно ничего не меняет. Не прозябает, не бедствует, не ютится где-нибудь в третьем кругу спального микро-ада, среди серо-зеленых обоев, с видом на пивной ларек и районную санэпидемстанцию, а проживает свою единственную и неповторимую жизнь со вкусом и удовольствием. Кофе с имбирем и кардамоном, апельсин и стакан минеральной воды по утрам, увлекательная работа, приятные и необременительные романы, несколько нежных, ни к чему не обязывающих дружб, скрепленных скорее красным китайским чаем, чем кровью, долгие прогулки по вечернему городу, короткие поездки на природу, регулярные визиты в супермаркет, неделя в Египте зимой, две недели в Финляндии летом - такая славная, размеренная, приятная во всех отношениях жизнь.

Живет он себе и живет, наслаждается немудреным, но гармоничным узором собственноручно налаженного бытия, но время от времени просыпается с неприятным ощущением: что-то тут не так. Сердцем чует, а объяснить не может, даже себе. “Раз так, - думает, - надо бы махнуть на всё рукой и жить дальше”. Сказано - сделано, вот и машет наш герой на всё рукой, а то и двумя руками сразу, ежедневно, с утра до ночи - без толку.

С годами скверное предчувствие посещает его всё чаще. “Кризис среднего возраста”, - убеждает себя человек, хоть и не верил никогда прежде в этот самый пресловутый кризис. Ну, надо же хоть что-то себе говорить в таких случаях…

Дальше должно случиться следующее. Однажды, когда герой наш дойдет до ручки, а земная жизнь его - совершенно верно, до половины! - существо, которое он считает своим ближайшим другом, при стечении некоторых причудливых обстоятельств скажет ему: да, кое-что действительно не так, не зря ты насторожился, не с жиру бесишься.

- Видишь ли, - объяснит лучший друг, - та самая смерть, которой вы все так боитесь, вовсе не впереди, а позади. Вы все уже умерли, были похоронены, как собаки, без соблюдения надлежащих ритуалов, вот и маетесь тут дурью своей загробной, пока последняя косточка не истлеет где-то там, в черноземе, под ногами живых.

- Я-то, - признается лучший друг, - совсем другое дело, младший ангел-утешитель четвертого разряда. Работа у меня такая: дружить с вами, дураками, следить, а вдруг кто догадается, как обстоят дела? Ну и тогда уж открыть правду, во всей её неприглядности. Зачем людям, пусть даже и мертвым, голову зря морочить?

Герой наш, нежный яппи из большого города должен, по идее, совершенно ошалеть от такой новости. Сперва он, понятное дело, не поверит лучшему другу, станет говорить: “Ну да, отличная метафора, я всё понял, хватит”. А ангел-утешитель четвертого разряда будет стоять на своем. И в качестве неопровержимых доказательств приведет несколько примеров, описывающих самые что ни на есть обычные и привычные для нас явления.

Дескать, где это видано, чтобы живой человек забывал свои сны? То-то же…

И ещё: только мертвые готовы тратить свое время на ссоры и дрязги. Живым-то делить нечего.

И: только мертвые способны испытывать страх и тоску, так они ощущают, как где-то, по ту сторону доступных им вещей, рассыпаются в прах принадлежавшие им когда-то тела.

И наконец, напоследок: всем вам нужно, чтобы вас кто-то любил, а сами не можете. А живым любовь не нужна, живые любят сами, да так пылают в этом огне, что не нуждаются в чужом. Любит их кто-то, или нет, это для живых дело десятое, не замечают даже, не чувствуют разницы.

Младший ангел-утешитель четвертого разряда, или старый друг, мудрец, фантазер и насмешник, каких мало? Врал ли он вдохновенно, говорил ли правду - какая разница?

Если эта история когда-нибудь будет рассказана, ответа на этот вопрос в финале быть не должно. Потому как единственное, что мы, живые ли, мертвые ли, можем сделать друг для друга - дать шанс усомниться: а вдруг всё не так?

Потому что кое-что действительно не так. Это я вам как младший ангел-утешитель четвертого разряда говорю.

Макс Фрай, “Сказки и истории”

---

ВОЛЬНАЯ АКАДЕМИЯ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ

(1919-1923), организована в Москве Н. А. Бердяевым, ставшим ее председателем (секретарь Б. А. Грифцов), для «охранения и развития духовной культуры в России» (Вольная Академия Духовной Культуры в Москве. С. 135). Бердяев считал, что лучшая атмосфера для обсуждения духовных вопросов - вольный союз, дружественная, неофиц. обстановка (П. [Попов П. С.]. С. 147). Идея создания ВАДК появилась на еженедельных «вторниках», проходивших на квартире Бердяевых с нач. 1918 г. На них собирались 20-25 чел., зачитывались и обсуждались доклады: «...в буквальном смысле пища телесная заменялась пищей духовной. Все предметы, лица, разговоры одухотворялись внутренними интересами и вопросами» (Там же. С. 145). «Вторники» продолжали существовать и при действующей ВАДК и были как бы ее штабом. Распространителем идей ВАДК стала Книжная лавка писателей на Б. Никитской ул., где работали Бердяев, Грифцов, Б. К. Зайцев и др. Она фактически превратилась в дискуссионный клуб.

26 сент. 1919 г. Устав ВАДК был зарегистрирован в юридическом отделе Московского Совета. Цель ВАДК была определена как «изучение духовной культуры во всех ее проявлениях и формах в области научного, философского, этического, художественного и религиозного творчества и мысли» (цит. по: Галушкин. С. 238). Более откровенно о целях ВАДК было написано позже, уже в эмиграции, в частности в программе ее преемницы - Религиозно-философской академии в Берлине: «После эпохи катастроф и кровавой борьбы должна наступить эпоха духовного углубления и осмысливания пережитого опыта. …Лишь религиозное возрождение может спасти Россию и оздоровить Европу и весь мир. …Кровавый раздор, все еще терзающий весь мир, есть отображение внутренней разорванности духа, т. е. утраты религиозного центра жизни и религиозного смысла жизни» (Религиозно-философская академия в Берлине. С. 136). Устав ВАДК предусматривал проведение лекций, семинаров и собраний с диспутами, открытие б-к и читален, издание книг и периодики. ВАДК существовала на небольшие взносы слушателей. Собрания проходили в зале Высших женских курсов (вмещал до 300 чел.), в помещении Центроспирта, в зале Политехнического музея (вмещал до 1 тыс. чел.) и др. местах. Их посещали в т. ч. и рабочие, красноармейцы, матросы. Среди присутствующих было много членов бывш. Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьёва.

О духовной напряженности собраний свидетельствовал Ф. А. Степун: «В те годы насильнического попирания свободы и личности с особою силою ощущались «первозданные» реальности жизни и общение в духе становилось такою же неотъемлемою потребностью, как еда и сон» (Степун. С. 272). Бердяев писал П. Б. Струве в письме от 17 дек. 1922 г.: «Там была такая духовная жажда и такая духовная напряженность, которых я совсем не нахожу в русском Берлине» (Братство Св. Софии. М.; П., 2000. С. 175).

Из письма Андрея Белого к Р. В. Иванову-Разумнику от 4 нояб. 1919 г. известно о намечаемых в ВАДК курсах лекций: «Философия духовной культуры» (Андрей Белый), «Судьба Человека (философия истории)» (Бердяев), «Венецианская живопись» (П. П. Муратов), «Оккультные науки у древних греков» (В. О. Нилендер), «Ступени космического сознания» (М. В. Сабашникова), «Жизнь и творчество» (Степун), «Антиномии нравственного сознания» (П. Д. Успенский), «Платонизм и христианство» (свящ. Павел Флоренский), «О Достоевском» (Г. И. Чулков), «Два начала современной культуры» (Г. Г. Шпет). Намечались 2 семинара: «Введение в антропософию» (Б. П. Григоров) и «Схоластическая философия» (католич. пресв. Владимир Абрикосов).

В ВАДК были прочитаны следующие курсы: «Этапы мистического пути» (католич. пресв. В. Абрикосов), «Философия духовной культуры» (Андрей Белый), «Философия истории», «Философия религии» (Бердяев), «Этика» (Б. П. Вышеславцев), «Греческая религия» (Вяч. И. Иванов), «Искусство Ренессанса» (Муратов), «Жизнь и творчество» (Степун), «Введение в философию» (С. Л. Франк). Бердяев вел семинар по Достоевскому. С 1920 г. 1 раз в 2 недели читались также доклады с прениями по темам: «Кризис культуры», «Кризис философии», «О христианской свободе», «О сущности христианства», «Идеальная Греция», «Теософия и христианство», «О магической природе слова», «О польском мессианизме», «Восток, Россия, Европа», «Индусская мистика», «Духовная основа христианства», «Критика историзма», «О преодолении пошлости», «Константин Леонтьев», «О «Закате Европы» Шпенглера», «Вл. Соловьев и вселенское христианство» и др. 9 марта 1921 г. доклад об имяславии прочел свящ. П. Флоренский. Степуну запомнился доклад свящ. Сергия Дурылина о К. Н. Леонтьеве (Степун. C. 271-272).

В письме от 9 авг. 1921 г. к Бердяеву обратился М. М. Панов с идеей собрать при академии уволенных университетских профессоров и, преобразовав ее в высшее учебное заведение, создать Вольный ун-т с религиозно-философским, историческим фак-тами, фак-тами искусств, языков, специальным курсом по точным наукам, дабы «поддержать потухающую славу московского просвещения». Предлагалось пригласить к сотрудничеству в этом ун-те свящ. П. Флоренского, свящ. С. Дурылина, Муратова (Макаров В. Г. Власть ваша, а правда наша: (К 80-летию высылки интеллигенции из Сов. России в 1922 г.) // ВФ. 2002. № 10. С. 146. Прил. к ст.). Подобные пожелания и стремление молодежи по-новому духовно осознать окружающий процесс жизни подвигли Бердяева и Франка организовать весной 1922 г. философско-гуманитарный фак-т, к-рый не успел вполне развернуть работу.

3 авг. 1922 г. было опубликовано постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О порядке утверждения и регистрации обществ и союзов, не преследующих цели извлечения прибыли, и о порядке надзора над ними», в соответствии с к-рым все подобные об-ва (кроме профсоюзов) должны были пройти регистрацию (перерегистрацию) в НКВД или его местных органах. 2 сент. 1922 г. члены ВАДК подали документы для перерегистрации в адм. отдел НКВД. Членами Совета ВАДК были указаны: Грифцов (исполняющий обязанности председателя), П. С. Попов (секретарь), Бердяев, Франк, Я. М. Букшпан, Вышеславцев, М. И. Вайсфельд, Григоров, С. А. Котляревский, Г. А. Рачинский, С. М. Соловьёв, Степун, М. С. Фельдштейн, Чулков. В это время в НКВД в разной стадии находились дела по высылке из России Бердяева, Франка, Вышеславцева, Степуна, Фельдштейна, что явилось одной из причин отказа в перерегистрации. В направленном в НКВД Наркомпросом документе, подписанном заместителем А. В. Луначарского В. Н. Максимовским, говорилось: «Народный комиссариат по просвещению считает, что существование Об-ва «Вольная академия духовной культуры» является безусловно нежелательным, вследствие чего решительным образом возражает против утверждения устава упомянутого Общества». Осенью 1922 г. по личному указанию В. И. Ленина был выслан из Советской России Бердяев. 23 янв. 1923 г. НКВД разослал во все губ. органы власти и отделы НКВД секретный циркуляр об отказе в регистрации ВАДК и ряда др. об-в: «НКВД предлагает немедленно в порядке циркуляра № 2513/с ликвидировать деятельность отделений упомянутых обществ, находящихся на территории вашей губернии, и об исполнении донести». 21 февр. 1923 г. отдел управления Моссовета докладывал в НКВД о том, что вся деятельность ВАДК ликвидирована (цит. по: Галушкин. С. 239-244).

26 нояб. 1923 г. в Берлине при Американском христ. союзе молодых людей открылась Религиозно-философская академия, инициаторами создания к-рой были высланные из России члены ВАДК: Бердяев, И. А. Ильин, Степун, Франк и др. После переезда Бердяева в Париж в нояб. 1924 г. и там открылась Религиозно-философская академия, продолжавшая свою деятельность до 1940 г. В числе ее преподавателей были Бердяев, свящ. Сергий Булгаков, иером. Лев (Жилле), Вышеславцев, К. В. Мочульский.

Одновременно с ВАДК в 1919-1924 гг. в Петрограде существовала Вольная философская ассоциация (Вольфила) с филиалом в Москве. Возглавляли Вольфилу Андрей Белый (председатель) и Иванов-Разумник (товарищ председателя), отмечавшие извращение «подлинной революционности» большевиками, призывавшие к более глубокой «революции духа» и созиданию «культуры свободы». Андрей Белый и др. пропагандировали идеи антропософии. Хотя в деятельности Вольфилы принимали участие С. А. Алексеев (Аскольдов), Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский, А. А. Мейер, религ. проблематика была чужда Вольфиле. Андрей Белый в письме к А. А. Тургеневой от 11 нояб. 1921 г. писал: «У Бердяева есть еще другое О[бщест]во, председателем которого он состоит: «Академия духовной культуры» (но «Вольфила» и «Академия» - суть братские антиподы и конкуренты: «Вольфила» - нового духа, «Академия» старого)» (Воздушные пути: Альм. Н.-Й., 1967. Вып. 5. С. 309).

---

CBИРСКИЙ Саша

Вот пожалуйста,всем советую.. замечательный художник... Это его авторские книги....Радостно, что кто то еще этим занимается...









А еще он занимается мультипликацией. Все известный Мирс Пирс его творение...

---

Проф.Иван Ильин
Что такое искусство?

Искусство есть служение и радость. Служение художника, который его творит и создает для того, чтобы вовлечь и нас в сослужение с собою. Радость художника, создающего и, вот, создавшего в своем произведении новый способ жизни, и подарившего нам, созерцающим, эту незаслуженную радость...
Понимают ли это люди? Помнят ли ныне об этом народы, мятущиеся и соблазняемые в духовной смуте? Знают ли они вообще, что такое служение и радость?

Радость...
Она доступна не каждому; и современное человечество не ищет ее. Она родится из страдания и одоления. Не из скуки, требующей развлечения; не из пустой души, не знающей, чем заполнить свою пустоту; не из утомления и переутомления, требующего все новых раздражений и небывалой остроты. Современное человечество, и в своей массе, и в своей «элите», умеет только переутомляться, скучать и томиться от внутренней пустоты. Именно поэтому оно жаждет эффекта, занимательности и возбуждения; оно ищет шума, треска, дребезга и нервной щекотки; оно требует «возбуждающих средств» – не только от аптекаря, но и от художника. И сколько художников, – ведь они тоже сыны своего века, – идет навстречу этим поискам; сколь многие выдумывают «новое искусство» из утомленных душ; или силятся прорваться к новым, небывало острым раздражениям, чтобы дать эти раздражения толпе.
Современное искусство полно душевного зуда и произвольных выдумок. Кто помышляет ныне о прекрасном, о пении из глубины, о целомудренном вдохновении, о великих видениях? Где есть ныне место для радости?

Радость сияет и ликует; а современное человечество в искусстве потешается, хихикает и рычит. Ему нужны игрища и зрелища, а не духовная радость; футбол, парады, гонки и бокс – вот лучшее «искусство» для него. Радость идет из духовной глубины, дострадавшейся до одоления и озарения; а современное искусство вышвыривает на рынок! все новые выверты и рассудочные выдумки, слепленные из обломков материала и из душевного хаоса по принципу вседозволенности. Радость есть духовное состояние, она от неба и от Божества. Не смолкли и никогда не смолкнут голоса Шиллера и Бетховена:

Радость, искра Божества,
Дщерь прелестная небес...

...Что? Это – «метафора», «преувеличение»?.. Нет, – это простая и точная истина!
Но вы «развенчали» Божество, вы «совлекли» небеса!..
И вот черный ураган идет над миром; он отучит вас хихикать и рычать, он отучит вас совсем и от смеха, и от удовольствия... Он научит зато вас или детей ваших – взывать из глубины, духовно страдать и духовно одолевать. Тогда вы постигнете опять, что такое радость, и увидите неразвенчанное Божество и несовлеченные небеса. И тогда народятся опять радостные художники радости, которые и теперь живут, и теперь творят, но мимо которых вы ныне спешите на ваши базары безвкусицы и на ваши ярмарки балаганного дребезга...

Служение...
Все великое в искусстве родилось из служения; служения, свободного и добровольного, ибо вдохновенного. Не из службы и рабского «заказа», ныне введенного в порабощенной России. И не из льстивого прислуживания к современному скучающему неврастенику, заполняющему салоны, рестораны, «дансинги» и столбцы газетно-журнальной критики. Нет, но из служения.

Истинный художник не может творить всегда. Он не властен над своим вдохновением; и вдохновение непременно должно покидать его, чтобы опять вернуться. Но, когда он вдохновлен, он знает, что пребывает в служении. Он позван и призван – «божественный глагол» коснулся его «чуткого слуха». Позванный и призванный, он чувствует себя предстоящим. И когда он предстоит, то перед ним не много произвольных возможностей, а одна-единая художественная необходимость, которую он и призван искать и найти и в обретении которой состоит его служение. Творя, он видит; видит очами духа, которые открылись во вдохновении. Он творит из некой внутренней, духовной очевидности; она владеет им, но он сам не властен над нею. Именно поэтому его творчество не произвольно; и вносить свой произвол в созидаемое, – из соображений «службы», «прислуживания» или прихоти, – ему не позволяет именно служение, именно его художественная совесть.

Не спрашивайте, чему предстоит и чему служит художник... Великие русские поэты уже сказали об этом, но им мало кто поверил: все думали – «аллегория», «метафора», «поэтическое преувеличение»... Они выговаривали – и Жуковский, и Пушкин, и Лермонтов, и Баратынский, и Языков, и Тютчев, и другие, – и выговорили, что художник имеет пророческое призвание; не потому, что он «предсказывает будущее» или «обличает порочность людей» (хотя возможно и это), а потому, что через него про-рекает себя – Богом созданная сущность мира и человека. Ей он и предстоит, как живой тайне Божией; ей он и служит, становясь ее «живым органом» (Тютчев): ее вздох – есть вдохновение; ее пению о самой себе – и внемлет художник: и музыкант, и поэт, и живописец, и скульптор...
Есть у художника глубина души, где зарождаются и вынашиваются эти таинственные содержания:

Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум...

Эта глубина обычно покрыта непрозрачною мглою, не только для других, но и для него самого. И часто сам художник не знает и не постигает того, что зарождается, зреет и развертывается в этой творческой, глубинной мгле. А когда он выговаривает созревшее, то оно, – это Главное, это Сказуемое, этот прорекающийся отрывок мирового смысла, ради которого и творится все художественное произведение, – оно является в прикровенном виде; оно скрыто за музыкальным созданием, оно присутствует в его звуках, насыщает их, вздыхает и стонет в них, вдохновляя их в исполнении так, как оно вдохновляло сначала самого художника-композитора; или же оно скрыто за поэтическим словом, сверкая через него и из него, выпевая себя в избранных и незаменимых словах, властно скандируя ритм, властно завершая строчку рифмой; или же оно скрыто за живописным образом картины, за линиями, которые им проведены, за красками, которые им одобрены, за образами, которые им (этим главным Сказуемым) потребованы и отобраны...

Спросите художника, – что это такое он создал? И он ответит вам строго и холодно: «смотрите», или: «слушайте». Ибо он создал свое создание для того, чтобы им сказать, в него уложить, за ним скрыть и через него явить свое Главное. Вы видели и слышали его создание? И после этого еще спрашиваете? Значит, тайна воплощения или прорекания не состоялась: это или неудача художника, или неумение слушателя, или то и другое сразу. Но не ждите же от художника, чтобы он стал рассказывать вам на языке постыло-обыденных, рассудочно-затертых слов то, чему вы не сумели внять в прорекшихся глаголах его искусства.

Внешнее обличие искусства, – и его осязаемая «материя», и то, что обычно называют «формой» этой материи, – все это есть лишь верная риза Главнаго, Сказуемаго, Предмета, т.е. прорекающейся живой тайны. Может быть, даже более, чем «риза»: это как бы глядящее «око», в котором сокрыта и явлена прорекавшаяся душа произведения. Художник вынашивал и выносил эту душу, это Главное; он выстрадал и нашел для него верное «око»: смотрите же в это око и постигайте сами, что в нем сокрыто и явлено. Но не думайте, что эта риза есть не более, чем праздная ткань, лежащая в случайных складках; или что это око есть не более, чем бездушный глаз. За одеждою скрыто главное; она его одежда, его облачение или риза. И за глазом скрыто главное; ибо глаз есть орган души; он есть око глядящего через него духа. И вот, так же обстоит и в искусстве; и в нем все чувственное, внешнее есть лишь знак прорекающейся через него главной тайны...

То, что художник дает людям, это не просто звуки, или слова, или живописные образы в линиях и красках. Из-за этого не стоило бы и быть искусству, а достаточно было бы развлечений, «потех» и зрелищ. Мало того: из этого художественное произведение совсем не могло бы и возникнуть. Ибо в художественном произведении все точно (определение Пушкина), все необходимо (определение Гегеля, Флобера и Чехова); в нем нет произвольного, нет лишнего, нет случайного. Художественное произведение подобно осуществленному закону. В нем все отобрано Главным; в нем всюду прорекается само Сказуемое; оно есть сама воплощенная Тайна, пропетая в музыке, или воображенная в образы, или облеченная в слова. И, зная это, невольно спрашиваешь себя иногда: что же воспринимают, что постигают, что истолковывают в искусстве современные «формальные» критики, разрывающие на кусочки «одежду» искусства **, так, как если бы то была не риза явившейся Тайны, а праздная ткань с произвольно брошенными складками? Или рассматривающие «глаз», подобно окулисту, – отвлекаясь от духа, который глядит через око? В искусстве нет самодовлеющей «формы», нет самодовлеющего «способа выражения»; нет самодовлеющих «звучаний», «модуляций», гармоний», «контрапунктов», «выражений», «ритмов», «рифм», «стоп», «линий», «красок», «масс», «светотеней» и т. п. Создание искусства есть прежде всего и больше всего – выношенное художником главное, сказуемое содержание, почерпнутое им из таинственного существа мира и человека или (еще несравненно больше и священнее) – из тайны Божией (икона!). И все остальное в искусстве есть или профессиональная техника, необходимая для служения и подготовляющая к нему, или же риза главного таинственного содержания.

И художник не фокусник «форм»; и не изобретатель фейерверочных эффектов; не игрок выдумками. Он служитель и прорицатель; и лишь ради этого, лишь вследствие этого – он технический мастер своего искусства; и всегда, и до конца он – ответственный перед Богом, взысканный его даром и призванием Артист...

То, что художник дает людям, есть прежде всего и больше всего некий глубокий, таинственный помысел о мире, о человеке и о Боге, – о путях Божиих и о судьбах человека и мира. Художник несет людям некую сосредоточенную медитацию, укрытую и развернутую – в этой мелодии, в этой сонате или симфонии; или в этом сонете, в этой поэме, в этой драме; или в этом пейзаже и портрете; или в этом барельефе, в этом дворце, в этом танце. Он предлагает людям принять эту медитацию, этот таинственный помысел, ввести его в свое душевно-духовное чувствилище и зажить им...

Приди – струей его эфирной
Омой страдальческую грудь.
И жизни Божеско-всемирной
Хотя на миг причастен будь...

Художник духовно страдал и творил. Он страдал не только за себя и творил не только для себя; но за других; за всех и для всех. И вот, он выносил и прозрел. Он создал: через него прореклось то «главное», чем он сам исцелился и умудрился. Он создал новый способ жизни; новый путь к духовному целению и духовной мудрости. Этот-то целящий и умудряющий помысел, облеченный в верную и прекрасную ризу, – эту художественную медитацию, – он и предлагает ныне как некую царственную энциклику, для умудрения и целения, всем страдающим и мятущимся. ***

Целение художника становится целением всех, кто воспринимает его создание; его прозрение и умудрение становится их прозрением и умудрением. Они приобщаются его видению и его радости; но лишь при том условии, что они приобщаются и его служению, т.е. что они принимают его дар – его создание, его песнь, его поэму, его драму, его картину – всею душой, своим естеством и своею жизнью; не только глазом, или ухом, или памятью, или (еще хуже) всеразлагающей мыслью, как это делают профессиональные критики и формалисты-любители, эти регистраторы схем и деталей, идущие мимо всего главного; но именно – естеством души и духа.
Художник не только про-рекает; ему дана власть – населять человеческие души новыми художественными медитациями и тем обновлять их, творить в них новое бытие, новую жизнь. И эта власть – его служение и его радость.

Нет в искусстве никакой отдельной самодовлеющей формы; ибо форма его врощена в его содержание; и врощена именно потому, что первоначально, в душе самого художника, она выросла из этого главного и таинственного содержания. И прав был бы тот художник, который сказал бы своему критику: «Не смей воспринимать меня формально, ибо ты убиваешь этим мое создание. Перестань гоняться за пустыми призраками моего искусства, ибо не для того жил, страдал я и творил, чтобы ты прошел мимо моего главного и внял моему пению духовно глухим ухом…».

Вот художественная болезнь нашего века: люди внимают искусству духовно глухим ухом и созерцают искусство духовно слепым глазом. И потому от всего искусства они видят одно чувственное марево; и привыкают связывать с ним свою утеху, свою потеху и свое развлечение. И нам, не болеющим этой болезнью, – одиноко стоять на этом крикливом распутьи и скорбно бродить по этой ярмарке тщеславия. Слышим и видим, как в искусстве все более торжествует теория безответственности и практика вседозволенности, – дух эстетического большевизма. Не в наших силах помешать ему; и не в наших силах даже заставить услышать наш голос. Но зато в наших силах стать под знамя истинного, ответственного и вдохновенного, непобедимого и неумирающего, классического и в то же время пророческого искусства; стать с непоколебимою уверенностью, что исторические бури и страдания смоют душевную нечисть и очистят духовный воздух и что в искусстве, как везде, распутий и соблазнов много, а путь – один.
И пусть не говорят нам об «изжитых» традициях искусства; ибо священные традиции не изживаются никогда!..
Великое искусство будет и впредь всегда, как и было всегда, служением и радостью.

---

«известный левый мыслитель» задумался...

Художник, участник группы «ПГ», а по совместительству «известный левый мыслитель» задумался о том, почему его перестало радовать шутовство в современном искусстве.

Илья Фальковский

Пригласили меня тут в Пермь, в жюри фестиваля кино и театра «Текстура». Не к добру, думаю. То, думаю, притесняют, а то привечают. То мастерскую отберут и тюрьмой грозятся, а то авиабилеты выдают и суточными ссужают. Не иначе как, думаю, метод кнута и пряника на пути моего исправления. Надо, думаю, поточнее разобраться, уяснить, что тут к чему. Поехал.

А в Перми, странное дело, где бы и кому бы меня ни представляли, так одну и ту же характеристику зачитывают. Прямо слово в слово повторяют. Видать, ориентировку на меня сверху спустили, и, чтобы не дай бог чего не перепутать, все ее заучили назубок. Вот и Марат Гельман, знакомя меня с девушкой, говорит: «А это, мол, Илья Фальковский, люблю его какпоэта…» Вот те раз, думаю, интересно, что именно Марат принимает за мою поэзию, неужто этот мой старый текст: «Дай п…зды, давай п…зды, крепко давай п…зды…»? Или, может, рэп-частушку «Танцуй, танцуй, пока стоит х…й…»? Хотел было поинтересоваться, но не решился – вдруг вскроется, что в ориентировке меня перепутали с реальным поэтом. Выгонят тогда из Перми. Кошусь на девушку – в ее глазах никакого интереса. А Марат знай себе продолжает, соловьиными трелями заливается: «А еще он художник, музыкант…» Вот, думаю, загнул, какой же я музыкант. Один раз, помню, участник нашей группы Катала решил поорать что-то нецензурное в микрофон, выдавая это за пение. Он мне тогда доверил с компьютера минус музыкальный пускать. А я с испуга так напился, что давай по кнопкам ноутбука, как по клавишам пианино, стучать. Компьютер сразу же завис, Катала орал безо всякого музыкального сопровождения. Немногочисленная публика нас тут же освистала, и из клуба с позором выгнали. Больше на сцене мне побывать не довелось. Гляжу на девушку – она по-прежнему ноль внимания. А Марат все льет сладкий елей: «Ну и, наконец, он известный левый мыслитель». Тут, смотрю, в глазах девушки какой-то огонек заиграл. И декольте ее ко мне даже как будто придвинулось, колыхаясь, словно Южно-Китайское море перед тайфуном. Вот это, думаю, то, что надо. Буду теперь левым мыслителем. Буду, как та же Деготь, по выставкам ходить, на все с важным видом коситься, языком цокать, зубом щелкать.

К тому же делать-то для этого ничего не надо. У нас ведь как: кем себя назовешь, за того тебя и принимают. Ходишь повсюду, говоришь: «Я, мол, писатель или музыкант». А кто там проверять будет, есть ли у тебя за душой хоть одна книга или пластинка. То же и с художниками. Вот наша группа «ПГ» десять лет себя выдавала за художников, ничего толком делать не умея, и надо же, кто-то повелся, поверил. Даже премию какую-то нам разок дали. А мы чем занимались? Брали из интернета чужие фотографии и в фотошопе их неумело обрисовывали. Правда, потом выяснилось, что иные художники еще того хуже. Даже фотошопом пользоваться не умеют. Наймут себе ассистента, он давай за них на компьютере вкалывать. А другие наймут чертежника, он – мастера, тот – рабочих, а они уже по эскизам здоровенные статуи отливают. А художник ходит себе, улыбается, зубы белые скалит: «Вон она, скульптурища моя, полюбуйтесь!»

Так что стал я левым мыслителем. Приглашают меня теперь в разные места. Даже на какую-то передачу в телевидение позвали. Звонят, говорят: «Приходите, мол, у нас передача аналитическая, посидим, подумаем, потолкуем – все, как вы любите». Оказалось, впрочем, заурядное ток-шоу. Вот и в «Артхронику» позвали – чего-нибудь умное написать.

Чего писать – не знаю. Дай, думаю, схожу на выставку какую-нибудь поглазею, благо их теперь в Москве завались. А потом напишу. На биеннале я из-за Перми опоздал, одна только выставка осталась, в «Артхаусе» (Arthouse squat forum – выставка в рамках биеннале, проходившая в едва отстроенных зданиях. – «Артхроника»). Прихожу, там внизу их газетка валяется. Читаю что-то примерно такое: раньше на Западе художники захватывали сквоты, жили в них долгие годы, потом их оттуда вытуривали. Новые владельцы переделывали сквоты в лофты и продавали их задорого. Им все удавалось благодаря раскрученности и репутации этих мест. Мы же, пишут устроители «Артхауса», проделываем то же самое, но только дико быстро, всего лишь за пару месяцев. Приглашаем художников с выставками в уже готовые лофты, обзываем эти лофты сквотами, потом художников выгоняем – и тут же лофты продаем. Классно!

Вот, думаю, неужто они такое пишут и сами не понимают, как комично выглядят? Ладно, смотрю выставку, тут друзья наши – Гоша, Жора, группа «ЕлиКука». У «ЕлиКука» кирпич на веревочке болтается – дернешь за веревочку, он тебе на голову падает. У Жоры Литичевского Тянитолкай в бассейне плещется. Смешно. Пойду, думаю, в соседний корпус зайду, там леваки, менее знакомые, может, у них чего посерьезнее. Я ж теперь сам левый мыслитель. Надо мне с их творчеством непременно ознакомиться. Захожу. У художника Бражкина караоке – кричишь в микрофон под революционные марши каких-то западных демонстрантов. У Тер-Оганьяна, того, что помладше, – молоток. Берешь, сам себя по лбу стучишь, и на нем какая-то печать образуется. Эх, думаю, хорошо, что группа «ПГ» больше в подобном не участвует. А то мы тоже раньше много шутили.

Но шутили-то мы, спрашивается, почему? Не потому, что думали вдоволь посмеяться, а потому, что полагали: сейчас такое время – никто серьезным речам не поверит, пафосу там и прямому высказыванию. Вот и хотели через юмор достучаться до зрителя, потолковать с ним по душам. Не понимали мы по тупости своей, что нынешнее искусство – это один сплошной интертеймент. Зритель, который должен обежать два здания по семь этажей, набитые выставками, как улей сотами, ждет только веселья. Вот и отводит этот зритель себе по две минуты на каждую картинку – куда уж там подумать и потолковать. Веселья ждет и покупатель, вешающий картинку у себя дома, чтобы похвастаться перед гостями и вместе с ними поржать над ней за бутылочкой коньяка. Веселья ждет и устроитель выставки, обычно милый в сущности человек, по долгу службы не имеющий права никого расстраивать.

Вот меня в редакции «Артхроники» спрашивают, почему сейчас в искусстве такая благость и затишье, куда, мол, активисты подевались. А они никуда не подевались, просто те, кто не захотел быть шутами гороховыми и обслуживать чужие лофты, отвернулись от искусства к более действенным занятиям. Попробовали что-то сделать в искусстве, поняли, что ни о чем серьезном поговорить не удается, и вымылись в уличный простор. Группа «Война», начинавшая с музеев, ушла в уличные революционеры. Группа «Бомбилы» предпочитает участию в выставках занятия «православным стрит-артом». Звоню Александру Бидину из группы «Агенда», спрашиваю его мнение. Он говорит, что участвовать в выставках, подобных той, что в «Артхаусе», все равно что «расписывать барские хоромы». Сам Бидин сосредоточился на медиаактивизме.

Художник Денис Мустафин считает, что нужно принимать участие там, где есть живая жизнь и движуха. «Нужно захватывать любые неинституциональные пространства и превращать их в свои», – говорит он. Позвонил я еще художнику Дмитрию Булныгину. Я же на основном проекте биеннале не был. А он был. Дай, думаю, узнаю его мнение. Он говорит: «Да не страшно, что ты не был. Там ничего интересного. Гаджеты одни, а не выставка». Спрашиваю: «А сам чего делаешь?» «Да вот, – говорит, – в подземном переходе рядом с домом плафоны в красный цвет раскрасил». На трансформаторной будке к надписи «Опасная зона» медведя единоросовского пририсовал, он там вверх ногами коптится.

Так что лучше уж быть просто уличным активистом – оживлять пространство вокруг себя. Ну, или на худой конец выдавать себя за левого мыслителя, чем за художника.

---

---

Мифы и предания, связанные с чаем

Согласно китайской традиции, чай был открыт культурным героем Шэнь-нуном, покровителем земледелия и медицины, одним из Трёх Великих, создавших все ремёсла и искусства.

По преданию, император Шэнь-нун путешествовал в поисках целебных трав с котлом на треножнике, в котором кипятил воду для целебных отваров. В 2737 году до н. э. в котел с кипятком упали несколько листочков чайного дерева. Отвар показался вкусным и вызвал бодрость. С тех пор Шэнь-нун не пил других напитков.

Другой миф, более позднего происхождения, приписывает изобретение чая знаменитому буддистскому проповеднику, основателю чань-буддизма Бодхидхарме. По преданию, в 519 г. н. э. Бодхидхарма предавался медитации, но уснул. Проснувшись, в гневе он вырвал ресницы (или отрезал себе веки) и бросил на землю. На следующий день в этом месте выросли саженцы чайного дерева. Бодхидхарма попробовал отвар из листьев и обнаружил, что они прогоняют сон.

Чай в Китае

Именно в Китае стали впервые употреблять чай в качестве лекарства, а затем и напитка. Именно от китайского названия чая («те» в южных диалектах, «ча» в северных и в кантонском) происходят названия чая в разных языках, причём выбор северного или южного произношения указывает на преобладавший способ доставки чая: соответственно, по суше или по морю.

Уже при династии Хань чай использовался в качестве лекарства. В годы Тан чай стали употреблять, как напиток. Ко второй половине первого тысячелетия устоялись правила употребления чая, китайцы отказались от варки чая, которая ранее практиковалась, и перестали добавлять в чай соль. Лу Юй написал «Канон чая» (Ча цзин). В то время чай обычно приготовлялся в виде брикетов, перед завариванием толокся в ступке. При династии Сун в употребление вошёл листовой чай и чай в виде порошка (его взбивали венчиком с небольшим количеством воды), а чаепитие превратилось в изысканное времяпрепровождение, вершиной которого была Сунская чайная церемония. Именно такой вариант приготовления чая позаимствовали японцы, позже включив его в свою чайную церемонию.
Чайные плантация на склонах гор в уезде Шэньнунцзя, провинция Хубэй

Угасание чайной культуры Китая в XIII веке связывают с монгольским нашествием, в результате которого многие культурные достижения были забыты. Лишь в эпоху династии Мин чайная культура возродилась, но уже на другой основе: китайцы перешли полностью на листовой чай, который настаивали в горячей воде. Именно с таким чаем и методом его приготовления познакомились европейцы.

Серьёзным ударом по китайской культуре вообще и чайной в частности стали политические потрясения XVIII—XIX веков, опиумные войны, затем — войны и революции первой половины XX века. Все эти события привели к тому, что Китай, до первой половины XIX века производивший практически весь чай, поступавший на мировой рынок, полностью потерял свои позиции и в некоторые периоды вообще не вывозил чай. В десятилетие социалистического правления после 1949 года ситуация начала выправляться, но Культурная революция объявила чайные традиции ненужным излишеством. В результате традиционная чайная культура Китая практически погибла, относительно сохранившись лишь в китайских диаспорах других государств, а также на Тайване. С середины 1970-х годов в Китае и на Тайване чайные традиции возрождаются, так что современной чайной культуре Китая не более 40 лет, и её нельзя считать окончательно устоявшейся. Так, например, практически в каждом чайном клубе практикуется свой порядок китайской чайной церемонии.

В настоящее время, в Китае потребляется и производится огромное количество сортов чая, простых и ароматизированных. Доля Китая в экспорте чая вновь растёт, поднявшись с нескольких процентов в 1980-х годах до четверти и более мирового производства чая.

Чай в Японии

В Японии чай известен, по крайней мере, с IX века, тогда же из Китая были привезены семена чая. В первые века это был напиток буддистских монахов и дворцовой знати (с тех пор, как его стал пить император Сага). В быт самураев чай был введён после того, как в 1214 году дзэнский монах Эйсай представил сёгуну Минамото-но Санэтомо написанную в 1191 году книгу «Кисса Ёдзёки» о сохранении здоровья с помощью чая. В XIV—XV веках у знати вошли в практику «чайные турниры» — своеобразное развлечение, когда в большой компании, в богатой, роскошной обстановке дегустировался чай, привезённый из различных мест, и от участников требовалось определить происхождение и сорт пробуемого чая. У менее зажиточных слоёв населения — горожан, крестьян, — также сложилась традиция собираться для совместного чаепития, однако в противоположность роскошным «чайным турнирам», эти собрания проходили в простой обстановке, в тишине или спокойной беседе. В XIV—XVI веках под влиянием сунской чайной церемонии и дзэн-буддизма была выработана знаменитая японская чайная церемония, пионером которой был монах Мурата Дзюко (1422—1502).
Прислужница в чайном павильоне «Кисэн», со светильником в руке. Роспись в подземном переходе в Генуе

Собственное производство чая в Японии восходит к IX веку. Считается, что впервые разводить чай в Японии стал монах Сайтё, в 802 году создавший близ Киото, у подножия горы Хиэй-дзан, первую чайную плантацию. Массовое разведение собственного чая в Японии связано с личностью вышеупомянутого Эйсая, который привёз из Китая чайные кусты и стал выращивать чай при дзэн-буддийском монастыре. Выращивание чая постепенно распространилось, появились собственные, чисто японские его сорта. В XII веке в Японию из Китая проник способ изготовления измельчённого порошкового чая. В XIII веке к первоначальной фиксации чая паром добавился способ обжаривания. В 1740 году Соэн Нагатани вывел поныне популярный сорт сэнтя. Начиная с конца эры Мэйдзи производство чая механизируется и автоматизируется. В настоящее время в Японии производится около десятка сортов чая. Японцы употребляют преимущественно зелёный чай, пьют его как горячим, так и холодным, в чистом виде и с различными добавками. Можно отдельно отметить один оригинальный сорт японского чая — гэммайтя (яп. 玄米茶, «коричневый рисовый чай»), который изготавливается из обжаренных чайных листьев и неочищенного риса. В отличие от большинства чаёв, он обладает питательной ценностью.

Проникновение чая в Западную Европу и Америку

Возить чай из Китая в Европу начали в середине XVII века португальцы, голландцы и англичане. Первоначально чай стал известен как лечебный напиток, но по прошествии нескольких десятилетий его стали пить просто для удовольствия.
«Завтрак» кисти Франсуа Буше.

Французы узнали о чае от голландцев в 1636 году. Одним из первых любителей чая был король Людовик XIV. Он узнал, что китайцы и японцы благодаря чаю не страдают подагрой и апоплексией и велел и его так лечить от подагры. Что помогало королю, должно было помочь и его подданным. Мужчины были в восторге от экзотического напитка и превращали чаепитие в нечто подобное китайскому ритуалу, причем особое значение придавалось тонкому фарфору, китайским коврам и обоям. Дамы же предпочитали кофе и какао. Лизелотта фон Пфальц (1652—1722), невестка короля, попробовала чай в Версале, и чай ей не понравился. «Вкус чая напоминает сено с навозом, Боже мой, как можно пить такую горечь?» — писала она в письме в Германию.

В Германии чай впервые упоминается в 1650-е годы. Подтверждением этому служат аптечные ценники: Herba thea упоминается в 1657 году в Нордхаузене, в 1662 году в Лигнице и Ульме. Самым большим поклонником чая считался нидерландский врач Корнелиус Деккер (1647—1685), известный также как Бонтеку, утверждавший: «Чай может помочь человеку, истощённому и одной ногой стоящему в могиле, он придаст ему силу и даст новую жизнь» и считавший, что 50 чашек чая в день вполне достаточно, можно пить ещё больше, но 200 чашек — это естественный предел. Подозрения в том, что он был подкуплен Нидерландской Ост-индской компанией, так и не были опровергнуты[21].

В 1658 году в королевском парке в Париже посадили кусты чая, однако начинание не было успешным, кусты хорошо росли только в оранжерее. Парижский климат им не подходил. Выращивание чая заинтересовало также шведского ботаника и естествоиспытателя Карла Линнея, который назвал чай в своей ботанической системе Camellia Thea.

В Великобритании чай был введён Британской Ост-Индийской компанией, основанной в 1600 году. В 1662 году британский король Карл II женился на португальской принцессе Екатерине[22]. Она была восторженной почитательницей чая и ввела чаепитие в обычай при дворе, что, конечно, положительно отразилось на доходах чаеторговцев и к тому же расценивалось как победа над алкоголем, который лорды и леди пили «утром, в обед и вечером».

С самого начала чай в Европе столкнулся с сильным противодействием кофе, какао, пива и вина. Не без участия лобби английских торговцев кофе и пивом король Карл II, не разделявший восторженное отношение своей жены к чаю, обложил в 1684 году импорт чая высокими пошлинами и издал закон, запрещавший дальнейшее распространение кофеен и чайных, которые ему казались рассадниками неугодных ему политических идей. Любители чая энергично протестовали против такого ограничения их излюбленного времяпрепровождения, и король уже через несколько недель был вынужден отменить свой закон — случай уникальный сам по себе в британской истории. Но пошлина осталась в силе, поэтому чай в Англии был значительно дороже, чем на континенте. Следствием этого стала оживлённая контрабанда и появление фальсификатов чая. Именно с этого времени в Англии начали отдавать предпочтение чёрному чаю — он был дешевле и его гораздо труднее правдоподобно подделывать.

В континентальной Европе и Скандинавии чай не смог занять лидирующие позиции, эти страны остались преимущественно «кофейными», а вот в Англии чай стал национальным напитком. Не последнюю роль в этом сыграла Ост-Индийская компания, которой выгодна была чайная торговля. Ввоз чая возрастал с каждым годом: если в 1690 году было ввезено не более 10 т, то в 1790 — 4 тыс. т (в книге «Всё о чае», вышедшей в 1935 году, У.X. Юкерс пишет: «Ост-индской компании удалось за несколько лет превратить народ из любителей кофе в нацию, пьющую чай»). К 1784 году пошлины на чай были в конце концов снижены в десять раз. В 1717 году Томас Твайнинг открыл в Лондоне широкую розничную торговлю чаем, благодаря чему напиток стал массовым и «домашним». В 1802 году чай был введён в обязательный рацион Британской армии, а с 1824 года для моряков ежедневная порция рома была сокращена вдвое, а вместо рома частью дневного рациона матросов стал чай. Матросы не были довольны новшеством, смесь чая с ромом назвали «грогом» (по прозвищу автора идеи — адмирала Эдварда Вернона).
Самое знаменитое английское чаепитие описано у Льюиса Кэрролла в «Алисе в Стране чудес». Его участники — Алиса, Мартовский Заяц и Сумасшедший Шляпник. Иллюстрация Дж. Тенниела к первому изданию «Алисы», 1865 г.

До середины XIX века чай закупался исключительно в Китае, но по мере роста осложнений в торговле с Китаем англичане начали развивать чайное производство в индийских, а затем цейлонских колониях. Именно из Индии происходят такие знаменитые сорта чая, как Ассам и Дарджилинг. Делались попытки выращивать чай и в Африке, часть из которых была успешной и привела к появлению африканского (в первую очередь — кенийского) чая. К 1887 году продукция колоний превысила китайские закупки. Любопытно, что на Цейлоне первоначально выращивался кофе, но после гибели кофейных плантаций от грибка в 1869 году было решено переориентировать их на чай. Чай ввозился в Великобританию клиперами. После открытия Суэцкого канала скорость доставки резко возросла, а её стоимость упала. С 1870 года компания «Твайнингс» начала производство купажированного (смешанного) чая, сформировав знаменитые английские сорта с постоянным, узнаваемым вкусом, основанные, в основном, на чёрном чае сорта Ассам: English Breakfast, Irish Breakfast и Prince of Wales.

Одновременно шло формирование чайных традиций, которые англичане связывают с королевой Викторией. Большая любительница чая, королева превратила его частое употребление в придворную традицию. Она же создала «Tea Moralities» — английские правила чайного этикета, которые послужили базой для современной европейской традиции употребления чая. Одна из известных сложившихся в XIX веке британских традиций — пятичасовое чаепитие («five o’clock tea»), — полдник с чаем и лёгкими закусками. Наиболее известное её отображение в литературе — «безумное чаепитие» в книге Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес»: у Сумасшедшего Болванщика, Мартовского Зайца и мыши Сони время остановилось на 5 часах, и теперь вся эта троица должна вечно пить чай. Файв-о-клок появился в 1840 году — Анна Рассел, герцогиня Бедфорд, придворная дама королевы, ввела моду устраивать дополнительное дневное чаепитие между ланчем и традиционно поздним в Британии обедом.[23] Анне Бедфорд пришла идея попросить дворецкого приносить к ней чай, хлеб и масло в 5 часов, по причине того, что она испытывала чувство голода задолго до ужина. Вскоре она стала приглашать своих друзей посещать её гостиную, сделав из этого небольшое новое общественно значимое событие. Когда же чай стал более доступным по денежному выражению напитком, и в виду того, что укрепляющийся средний класс пытался подражать привычкам богатых людей, в конце концов, окончательно стало ясно, что чаепитие является хорошим способом собрать и развлечь нескольких друзей без необходимости тратить слишком много денег, и дневное чаепитие быстро стало английской традицией.


Чай в России и СССР

Сахар к чаю

Чай в России известен с XVI—XVII веков, впервые завезён в XVII веке из Китая. Несмотря на отсутствие собственного производства и, как следствие, дороговизну, чай за два последующих века стал в России фактически «национальным напитком», так же, как в Великобритании. В XIX веке предприняты первые, не особенно успешные попытки организации собственного производства чая. После Октябрьской революции и образования СССР задача развития собственного выращивания и производства чая была поставлена на государственном уровне, что позволило к 1970 году удовлетворять потребность СССР в чае на 67-75 % (в разные годы). С распадом СССР часть чайного производства осталась в национальных республиках, где была, в большинстве случаев, заброшена. Собственное производство было прекращено почти полностью, сохранились лишь отдельные предприятия, в настоящее время Россия потребляет практически исключительно импортный чай.

Потребление чая в России, составлявшее в советские времена порядка 1,2 кг на человека в год, в 1990-е годы сильно упало и в настоящее время достигает лишь 600 г на человека в год. Тем не менее, Россия остаётся чаепьющей страной.

---

---

каки-маляки...что умеем ...

---

Бакст

---

«Алиса в Стране Чудес»

«-А что это за звуки, вон там? - спросила Алиса.
- А это чудеса, - равнодушно пояснил Чеширский Кот.
- И... И что же они там делают? - поинтересовалась девочка.
- Как и положено, - Кот зевнул. - Случаются.»



Моя любимая книжка.....

---

«I love, I have loved, I will love.»

Я захватываю замок.
I Capture the Castle.

Год: 2003
Страна: Великобритания
Режиссер: Тим Файвелл
Композитор: Дарио Марианелли
Художник: Джон Пол Келли, Пол Кросс, Майк Стэллион, ...

30-е годы прошлого века, отдаленный уголок Англии. Семья 17-летней Кассандры Мортмэйн на грани банкротства, а старый фамильный замок, в котором она живет — на грани разрушения. Отец девушки, писатель Джеймс Мортмэйн отчаянно пытается повторять давний успех своего первого романа, хотя за последние 12 лет ему не удалось написать ни строчки.

На сестру Роуз, впрочем, как и на мачеху Топаз, последовательницу философии «натуристов», тоже нет никакой надежды. Спасение приходит в лице двух приехавших богатых молодых американцев — братьев Саймона и Нейла Коттонов — настоящих хозяев замка, доставшегося им по наследству.

Родители счастливы и очень рассчитывают выдать дочерей замуж за этих дальних родственников. Но так случается, что Кассандра безумно влюбляется в Саймона, уже помолвленного с ее сестрой…

---

---

"Без этой свободы человеческая жизнь не имеет ни смысла, ни достоинства, и это самое главное. Смысл жизни в том, чтобы любить, творить и молиться. И вот без свободы нельзя ни молиться, ни творить, ни любить."
Ильин И. А.

---

"Если человек может жить не принуждённо, не автоматически, а спонтанно, то он осознаёт себя как активную творческую личность и понимает, что у жизни есть лишь один смысл - сама жизнь."
Эрих Фромм

---

Приехал брат....

---

Рождество.

---

Я сегодня смеюсь над собой

Я сегодня смеюсь над собой...
Мне так хочется счастья и ласки,
Мне так хочется глупенькой сказки,
Детской сказки наивной, смешной.

Я устал от белил и румян
И от вечной трагической маски,
Я хочу хоть немножечко ласки,
Чтоб забыть этот дикий обман.

Я сегодня смеюсь над собой:
Мне так хочется счастья и ласки,
Мне так хочется глупенькой сказки,
Детской сказки про сон золотой...